Маршал Бертье

 

Луи Александр Бертье(20 ноября 1753, Версаль — 1 июня 1815, Бамберг) — маршал Империи (с 19 мая 1804 года), генерал-полковник швейцарцев (с 13 июня 1810 года по 22 апреля 1814 года) и вице-коннетабль (1807 год) Наполеоновской Франции

Список видео роликов по теме «История войн»
Маршалы Франции

Владетельный князь Невшательский (также с 1805 герцог Валанженский и с 1809 князь Ваграмский) В 1799—1807 годах — военный министр и одновременно в 1799—1814 годах — начальник штаба Наполеона I. Разработал основы штабной службы, использованные во многих европейских армиях.

Александр Бертье родился в Версале 20 ноября 1753 года. Его отец занимал должность инженера-географа во время правления короля Людовика XVI и приобрел хорошую репутацию в этом деле.

Благодаря высокому положению своего отца, уже в 13 лет Александр получает свою первую должность – инженера. Получив прекрасное образование, он соединял в себе все качества, столь необходимые для офицера штаба. Его топографические работы отличались точностью, чистотою отделки и приятностью рисунка. Людовик XVI, очень любивший географию и топографию, поручал молодому офицеру составление карт королевской охоты, черновики которых, подправленные рукой короля, представляют редкий образец искусства. Среди своих сверстников молодого Бертье отличали прекрасные познания в математике и топографии, его чертежи и рисунки в этом деле порой превосходили своим качеством и точностью работы более опытных мастеров. Работая в конторе своего отца и проявляя добросовестность, аккуратность и одаренность в делах, которые обещали полный успех в будущем, Александр, однако, мечтал посвятить свою жизнь службе в армии. Благодаря большим связям отца, молодой Бертье вскоре поступил в Лотарингский полк – лучшую кавалерийскую школу того времени.

Когда в 1789 году французское правительство решило направить экспедиционный корпус для помощи восставшим колониям в их борьбе против Англии, Бертье был зачислен в звании капитана в штаб Нормандской армии. Однако эта должность не прельщала его; стремясь к активной военной службе, молодой Бертье прилагал все силы, чтобы попасть в этот экспедиционный корпус. Благодаря сильному влиянию его семьи и его успехам в службе, а также настойчивым просьбам самого Бертье, он был, в январе 1781 года, отправлен с французскими войсками в Америку и находился при штабе главнокомандующего – генерала графа де Рошамбо. Он участвует в морском бою при Чизапике, в рекогносцировке при Нью-Йорке, в экспедиции против острова Ямайки, закончившейся столь славным для Франции миром 1783 года. Участие в боевых действиях в Америке создала молодому офицеру прочную боевую репутацию. Сослуживцы и начальство по достоинству оценили его личную храбрость и феноменальную работоспособность. Среднего роста, большеголовый, с волосами неопределенного цвета (скорее вьющимися, чем завитыми), с ничем непримечательной внешностью, Бертье не слишком пользовался успехом у женщин, но для людей, знавших его достаточно хорошо и близко, он слыл человеком добрым, приятным в общении и надежным в работе.

Возвратившись в 1783 году из Америки с прекрасной репутацией, Бертье, в числе нескольких офицеров, был направлен в Пруссию для изучения военной организации Фридриха Великого. «Тогда у нас так мало занимались военным искусством и воинский дух так упал, — вспоминал современник, — что король, желая всеми средствами восстановить народную честь, отправил французских офицеров в Пруссию с тем, чтобы они узнали там, как образуют и обучают войска».

В 1788 году, Бертье, благодаря своим высоким знаниям в топографии и черчении, участвует в строительстве большого лагеря в Сен-Омере, и в этом же году получил, как вознаграждение за свою службу, крест ордена св. Людовика. На следующий год, в чине полковника, он был начальником штаба сначала принца Конде, а затем барона Везенваля.

Тем временем во Франции нарастала социальная напряженность – предвестник грядущего революционного взрыва.
«Все робкие 15-летние попытки правительства перестроить абсолютистскую махину государственного управления, провести неотложные реформы, сохраняя почти неизменной старую политическую систему, терпят провал. От надежд на то, что царствование Людовика XVI принесет с собой справедливость, благополучие, изменит положение простого народа к лучшему, не остается и следа.

Авторитет власти во Франции в последние предреволюционные годы превращается в фикцию власти. Ничего удивительного в этом нет. Достаточно взглянуть на тех, кто правит страной, чтобы все стало ясно. Самую краткую и, возможно, наиболее меткую характеристику королевской чете дает русский дипломат, граф Воронцов, побывавший в Париже в 1788 году. В одном из своих донесений в Санкт-Петербург он пишет: «Король глуп, королева интриганка без талантов и без твердости, столь же всеми ненавидимая, как ее муж презираем». По словам биографов королевы Марии Антуанетты Г. Флейшмана и А. Альмераса, «при дворе считалось хорошим тоном насмехаться над Людовиком XVI. Дух сарказма, неприязни и неудовольствия царил в салонах Парижа; и в Версале также напевали куплеты, критиковали, беспощадно оскорбляли короля, называя его «ошибкой»! В лицо Людовику XVI прославляли республиканский образ правления; завидовали счастью народа без короля и королевы».

К моменту начала революции Бертье было 36 лет, и к этому времени за ним закрепилась известность способного штабного офицера. Поскольку он очень многое получил от королевской власти, то, по словам одного из его биографов, «симпатии Бертье должны были быть направлены в сторону жалкого и не очень умного короля, поскольку его отец был известным военным инженером, щедро награждавшимся предыдущим монархом… Таким образом, карьера Бертье должна была бы давать ему удовлетворение во всех отношениях, если бы не один маленьких дефект его натуры. Он становился безнадежно нерешительным в тех случаях, когда оказывался предоставленным самому себе, и бывал вынужден выискивать в своем окружении кого-то другого, более решительного, кому он мог бы доверяться и от кого мог бы получить указания при необходимости принятия решений.

В течение первых лет революции он появляется тут и там в качестве начальника штаба, то есть на посту, для которого он был подготовлен прекраснейшим образом. Ему предстояло стать одним из самых знаменитых начальников штаба в истории… несмотря на удивительную неуверенность в себе, Бертье обладал многими чертами характера, вполне достойными восхищения. Он был милым человеком, лояльным, стойким и щепетильно педантичным при выполнении любого дела, за которое он только не брался. Всегда пунктуальный, он, кроме того, имел свойство появляться именно в тех местах, где в нем возникала нужда. Возможно, недостаток уверенности в себе был вызван его внешним видом: астеническое телосложение, почти урод, с большой головой, увенчанной копной жестких, как проволока, волос».

Будучи их хорошей семьи, Бертье на протяжении всей своей жизни, и даже в походах, очень тщательно следил за своим внешним видом. В отличие от, например, маршала Даву, который не придавал никакого значения внешнему виду, считая, что это не главное качество истинного военного, Бертье «шил себе великолепные, впечатляющие мундиры и поэтому был признан самым элегантно одевающимся офицером армии империи и законодателем военной моды. Даже если его поднимали с постели, его никто никогда не видел в одних панталонах и рубашке. Во время ночной атаки он бывал безупречно одет, свежевыбрит и при необходимости всегда готов диктовать приказы по двенадцать часов без перерыва.

Когда начались революционные волнения, он в полной мере оправдал одну из черт своего характера — нерешительность. Поэтому он вначале не принял ни одну из сторон в разгоравшемся конфликте. «Он просто ждал, — замечает Делдерфилд, — когда появится плечо, на которое можно будет опереться, и, когда оно появилось, он следовал за ним в течение двадцати лет. Когда же оно ушло, то шок Бертье был настолько велик, что это привело к его смерти.

Генерал Лафайет, работавший над созданием Национальной гвардии, предложил Бертье, как своему соратнику по войне в Америке, принять участие в этом деле в должности генерал-квартирмейстера. Бертье согласился и кинулся всем сердцем и душой в эту работу.

Воодушевленный теми либеральными идеями, которые он почерпнул в Америке, Бертье проявил себя яростным противником якобинской партии, проповедующей террор и насилие по отношению ко всем противникам взглядов монтаньяров.

Когда в 1792 году началась война с коалицией европейских держав, он был направлен начальником штаба к своему старому другу графу Рошамбо, и когда последний вышел в отставку Бертье сохранил свой пост, когда армией стал командовать преемник Рошамбо, генерал Люкнер. Несмотря на положительные отзывы его командиров, Бертье вызывал сильные подозрения у якобинского правительства не только своим происхождением, но и близкими контактами с дворянами старой королевской армии, своей смелостью в защите королевских тетушек и связями семьи Бертье к королю. Напрасно генерал Кюстин писал военному министру: «Во имя Республики направьте ко мне для помощи в моих затруднениях Бертье», тщетно якобинские комиссары из армии докладывали, что «Бертье достиг уважения и доверия всех хороших патриотов», напрасно сам Бертье показывает доблесть и таланты при подавлении роялистского мятежа в Вандее: в одном из боев под ним убивают двух лошадей, а сам он получает серьезное ранение. Военный министр Бушотт увольняет его из армии с типичной формулировкой того времени: «лояльность Бертье к Республике была неискренней».

В течение всего 1793 года французская армия была лишена способного офицера, отличающегося своими организаторскими талантами. Бертье оставался верен не только своей стране, но и революционным идеалам, правда, он не желал идти по пути, наполненному преследованиями и жестокостью, отличавших крайних революционеров, какими являлись якобинцы. В письме, направленном в Комитет общественного спасения, Бертье писал: «У меня чистое сердце, и я никогда не занимался интригами, всегда следуя принципам свободы и уважения суверенитета нации».

После переворота 9 термидора, свергнувшего якобинскую диктатуру, Бертье, в 1795 году, был восстановлен во всех своих правах и направлен начальником штаба в армию генерала Келлермана, героя Вальми и командующего Альпийской армией. Несмотря на свои таланты штабиста и доставленные услуги, Бертье, однако, не получил никаких поощрений в служебном плане. Не будучи карьеристом и не имея достаточную решительность в продвижении на первые роли, Бертье заслужил только репутацию хорошего штабиста и организатора. Однако пройдет немного времени и его имя будет неразрывно звучат рядом с именем некоего генерала с трудно произносимой фамилией Буонапарте, звезда которого только начинала подниматься на небосклоне и вскоре засияет ярким светом, озаряя этим светом всех, кто его окружал.

В 1796 году генерал Бонапарт, ранее прославившийся взятием Тулона, за что получил генеральское звание, прослышав о способностях Бертье, пригласил его возглавить штаб Итальянской армии, начальство над которой ему было поручено. Бертье, также наслышанный о честолюбивом и решительном генерале, не стал отказываться и в будущем вряд ли сожалел о сделанном выборе.

Бертье пробыл подле Наполеона почти двадцать лет, добившись при нем всех мыслимых почестей, которых он вряд ли смог добиться при королевской власти, даже при его талантах и связях. Он всегда был рядом с главнокомандующим, что подвигло солдат дать ему прозвище «жена императора».

Уже вскоре после начала совместной деятельности, Бертье настолько уверился в звезду Наполеона, что решил связать свою судьбу с его судьбой. Вскоре после первой встречи Бертье заявил: «Служить под его началом было бы чудесно!» — и он служил Наполеону самоотверженно вплоть до 1814 года.

Наполеон оставил нам любопытный психологический портрет своего ближайшего помощника: «Бертье был чрезвычайно деятельный человек; он сопровождал главнокомандующего на всех рекогносцировках и поездках, без малейшего замедления хода дел… Он был нерешительного характера и не имел способности командовать войсками, но обладал всеми качествами хорошего начальника штаба. Он умел разбирать карты и планы и производить рекогносцировки; наблюдал лично за рассылкой приказаний; легко, просто и ясно составлял диспозиции самых сложных движений»16.
За этими скупыми и не слишком восторженными словами скрывался немолодой уже генерал, превративший штабное дело в науку и высокое искусство одновременно. Его деятельность дала такие блестящие плоды в военном деле, что опыт Бертье, ставший уже в то время классикой, в течение последующих десятилетий переняло не одно поколение штабных офицеров многих армий мира.

Вобщем, Бонапарт был в восторге от своего начальника штаба и в письме к Директории писал, что его начальник штаба талантлив, активен и смел. Бертье, со своей стороны, был удовлетворен своим новым назначением; друзьям, которые удивлялись, как он может служить человеку с таким характером он говорил: «Помните, что однажды окажется очень здорово быть вторым человеком после Бонапарта».

Как начальник штаба армии, Бертье отвечал за организацию и содержание штаба, штат штаба, составление и передачу приказов в войска. Благодаря штабу, возглавляемому Бертье, Наполеон имел постоянную и быструю связь с командующими дивизиями и корпусами.

Согласно Бертье, штаб армии обеспечивал свою деятельность по следующим основным направлениям:
1. Планирует и контролирует передвижения войск и ход всех операций.
2. Организует снабжение войск, налаживает и следит за работой полевых и стационарных госпиталей, обеспечивает работу военных трибуналов и т.д.
3. Обеспечивает разведку и доставку необходимой информации о противнике и местности.
4. Обеспечивает деятельность главной квартиры армии: ее перемещение, расположение, снабжение и охрану.
5. Проводить топографические работы и снабжать командный состав необходимыми картами.

Естественно, что для бесперебойной и четкой работы штаба требовалось большое количество людей: офицеров, чиновников, адъютантов, секретарей. Соответственно, и ответственность всех этих людей была очень большая, поскольку именно от их слаженной и точной работы зависел исход не только сражения, но и всей кампании. Поэтому Бертье подбирал в свою службу людей не только талантливых в штабной работе, но и физически выносливых. Перед началом каждой кампании офицерам штаба вменялось лично осмотреть местность предстоящих боевых действий, проехаться по дорогам и убедиться, в каком они состоянии, нарисовать план местности, чтобы потом составить карту для всех командиров.

Во время военных действий приказы императора для командиров корпусов и дивизий посылались Бертье не с одним, а несколькими курьерами, чтобы до цели обязательно добрался хотя бы один посыльный, если бы остальные были захвачены неприятелем. Бертье следил за тем, чтобы донесение обязательно было доставлено до адресата, в этом был залог успеха всего дела. Так, накануне битвы при Прёйсиш-Эйлау Бертье отправил в корпус Бернадота одно и то же распоряжение с 8-ю разными офицерами, из которых добрался только один. Недаром Наполеон, узнав при Ватерлоо, что начальник штаба Сульт послал к Груши одного курьера, воскликнул: «Милостивый государь, Бертье направил бы сто гонцов!»

Во время боевых действий (и не только) дивизионные и корпусные штабы должны были предоставлять в генеральный штаб самые разнообразные сведения: свои собственные силы, местонахождение, силы противника и т. д. Это позволяло главнокомандующему и начальнику штаба располагать всесторонней информацией о состоянии как своих войск, так и войск противника, материальных и боевых ресурсах и, таким образом, судить об их готовности выполнить те или иные задачи. Подобная работа дисциплинировала не только штабных офицеров, но и строевых командиров, включая военачальников самого высокого уровня.

Так, например, князь Понятовский подал рапорт о действиях своего корпуса в Бородинском сражении вечером того же дня, едва только отгремели выстрелы. Остальные маршалы и генералы представили свои рапорты в штаб армии в ближайшие день-два. Зная, насколько требователен Бертье к своевременному предоставлению информации, маршал Мортье однажды даже посадил под арест своего начальника штаба генерала Годино за нарушение порядка предоставления рапорта в императорскую ставку.

«В аналогичной ситуации, русские генералы, презиравшие «бумажную работу», писали рапорты о том же Бородинском сражении неделями! А «официальные известия из армии 27 августа», повествующие о ходе сражения, и основанные на донесениях Кутузова, похоже вообще были заготовлены заранее (!). Иначе как объяснить тот факт, что в этом документе появилась дикая фраза о том, что «отбитый по всем пунктам, он [неприятель] отступил в начале ночи [что совершенно не соответствовало действительности], и мы остались хозяевами поля боя. На следующий день генерал Платов был послан для его преследования и нагнал его арьергард в 11 верстах от деревни Бородино».

Во время военных кампаний Бертье сопровождал Наполеона, находясь вместе с ним в знаменитой огромной карете.
Будучи аккуратным, методичным и пунктуальным во всем, что касалось работы штаба, Бертье содержал все в образцовом порядке и требовал, чтобы его офицеры действовали подобным образом. Тандем Наполеона и Бертье был уникален в своем роде. Понимая Наполеона с полуслова, а иногда предвосхищая мысли и желания императора, Бертье быстро превращал намеки Наполеона в детальные и ясные распоряжения и указания. Он настолько точно и ясно доносил до корпусных командиров суть приказов Наполеона, будто это были его собственные мысли и замыслы. Благодаря своей феноменальной памяти, которая могла равняться с такой же памятью Наполеона, Бертье наизусть знал не только все дивизии и корпуса армии, но даже батальоны и роты, составляющие эти корпуса и дивизии; в любое время дня и ночи он мог сказать, где какая часть располагается и в каком она состоянии.

За время своей многолетней деятельности рядом с Наполеоном, он изучил каждый взгляд, каждый жест своего начальника, и порой один только взгляд императора был более красноречив, нежели десяток слов. Так в критически момент сражения при Эйлау, когда русские, устремившись в контратаку после уничтожения корпуса Ожеро, достигли кладбища, где во время битвы находилась ставка Наполеона, Бертье охватил страх, и он был готов пуститься в бегство, чтобы не попасть в плен. Однако Наполеону достаточно было только взглянуть на своего оробевшего начальника штаба, чтобы тот пришел в чувство и не совершал опрометчивого шага.

Бертье любил и умел как никто во французской армии работать с картами; в своем кабинете он был тем, кем Наполеон был на поле боя. Без всякой суеты и нервозности он составлял единую упорядоченную картину из обрывков рапортов, донесений, указаний, недосказанных фраз. Физическая выносливость и работоспособность, аккуратность и методичность — все это не могло не восхищать Наполеона, который не раз говорил, давая оценку Бертье: «Никто другой, возможно, не смог бы заменить его».

Однако в самом начале своей деятельности под руководством Бонапарта, Бертье не раз приходилось участвовать и в боевых действиях, в которых он продемонстрировал бесстрашие и умение увлечь солдат в атаку. В битве у Лоди он своим личным примером воодушевляет солдат. Бонапарт в своем донесении Директории писал: «Если бы мне пришлось упоминать всех солдат, которые отличились в этот знаменательный день, я должен был бы упомянуть всех карабинеров и гренадеров авангарда и почти всех офицеров штаба; но я не могу забыть храбрость Бертье, который в этот день действовал в роли артиллериста, кавалериста и гренадера».

В битве у Риволи он также продемонстрировал храбрость и упорство, командуя центром французской армии.

К концу кампании 1796 года о Бертье уже говорят во всеуслышание; он показал недюжинные способности в руководстве штаба армии и налаживании его работы. Он никогда не возражал и не ставил под сомнение решения Наполеона, как это часто делал Ланн, он никогда не высказывал критических замечаний в адрес своего патрона, как это любил делать Ожеро. И все же, сохранилось одно свидетельство, которое показывает, что Бертье не всегда всецело соглашался с поступками Наполеона. Правда, это свидетельство относиться не к военным, а, так сказать, мирным, житейским делам. Дело происходило в Италии, когда супругу Бонапарта, которая наотрез отказывалась покидать «свой Париж», убедили выехать в Италию к истосковавшемуся супругу.

Когда она прибыла в Италию, Бонапарт прямо на глазах у своего начальника штаба стал жадно обнимать и целовать свою жену, чем привел Бертье в сильное замешательство; чуть позже он жаловался, что «вынужден бы, улыбаясь, стоять рядом и быть свидетелем некоторых супружеских вольностей».

После заключения мирного договора в Леобене, завершившего войну в Италии, Бертье был направлен в Рим. Правда, его деятельность в «Вечном городе» оставляла желать лучшего и подпортила репутацию нашего героя. Дело в том, что в своей деятельности Бертье занялся лихоимством и устроил такой хаос на подчиненных ему территориях, что большинство его подчиненных стали не только открыто выражать неудовольствие такими методами, но и порой отказывались выполнять его распоряжения. Все эти жалобы докатились до Парижа и, чтобы и далее не усугублять ситуацию, правительство решило отозвать Бертье в Париж, а вместо него направили генерала Массену, который, в свою очередь, с еще большим размахом ударился в денежные махинации и воровство.

Как в Италии, так и в Египетской экспедиции 1798-1799 гг. Бертье являлся правой рукой Бонапарта. Когда французская армия вошла в Александрию Бертье, от имени Бонапарта, приказал расклеить по городу и раздать жителям большое количество прокламации на французском, арабском и турецком языках, содержание которой в основном сводилось к следующему: «Кадии, шейхи, улемы, имамы, чарбаджии, народ Египта!!

Довольно беи оскорбляли Францию; час возмездия наступил… Бог, от которого зависит все, сказал: «Царству мамлюков пришел конец… Вам скажут, что я пришел погубить религию ислама… отвечайте, что я люблю пророка и коран, что я пришел восстановить ваши права… Во все века мы были друзьями великого султана… Трижды счастливы те, кто выскажется за нас. Счастливы те, кто останутся нейтральными, у них будет время, чтобы узнать нас. Горе безумцам, которые поднимут на нас оружие, они погибнут!! Деревни, которые захотят отдаться под наше покровительство, поднимут на минарете главной мечети флаг султана, а также армии… С деревнями, жители которых совершат враждебные действия, будет поступлено по закону военного времени; если такие случаи будут иметь место, их сожгут. Шейх-аль-беледы, имамы, муэдзины утверждаются на занимаемых должностях».

Поход был тяжелым и еще тяжелее был климат Египта. Здоровье Бертье хоть и было крепким, однако не выдержало таких суровых испытаний. После битвы у Пирамид, где Бертье принял активное участие, его здоровье ухудшилось настолько, что перед походом в Сирию он обратился к главнокомандующему с просьбой отправить его во Францию. Правда, ходили слухи, что главной причиной его настойчивой просьбы уехать во Францию было не состояние здоровья, а любовь к некой очаровательной итальянке — мадам Висконти, в которую он влюбился во время Итальянской кампании, и страстное желание ее увидеть, даже бросив армию в трудную минуту.

Трудно сказать определенно, верил или нет Бонапарт во все эти слухи, ясно только одно, что он дал свое согласие на отъезд Бертье. Правда, прощаясь «Бонапарт холодно заявил, что жалобы Бертье настолько претят ему, что он просто счастлив отказаться от его услуг. Кроме того, Наполеон заметил, что, хотя некоторые частные лица могут приходить в отчаяние, он, главнокомандующий, совершенно убежден в успешном исходе кампании и намерен пройти через Синайскую пустыню, затем по берегу Палестины, через Малую Азию и вплоть до самой Франции по сухопутью. Более того, он может даже основать новую Восточную империю и никогда больше не возвращаться в Европу».

После таких слов Бертье стали мучить угрызения совести. В конце концов, он отказался уезжать и заявил Бонапарту, что будет продолжать вести с ним кампанию. По словам Делдерфилда, «Бертье, примирившийся с потерей общества мадам де Висконти, максимально компенсировал ее физическое отсутствие. Он воздвиг ее алтарь в своей палатке! Бурьен, мрачный и педантичный адъютант Наполеона, был ошеломлен, когда, заглянув однажды вечером к начальнику штаба, застал его коленопреклоненным перед портретом дамы сердца. Адъютант скромно кашлянул, но Бертье даже не повернулся, и совершенно изумленный Бурьен тихо вышел из палатки, оставив странного маленького офицера наедине с предметом его поклонения».

Когда Наполеон решил покинуть армию и возвратиться во Францию, Бертье вошел в тот ограниченный круг людей, которых Бонапарт взял с собой.

Во время переворота 18 брюмера Бертье ничем себя не проявил, однако и не подавал каких-либо признаков недовольства, решив следовать за Наполеоном повсюду, уже прочно уверовав в его звезду.

Захватив власть и став Первым консулом Французской республики, Наполеон назначает Бертье военным министром Франции, где тот проявил свои таланты организатора: все административные службы тотчас были реорганизованы, крепости на границе пополнены новыми гарнизонами, армия была снабжена продовольствием, денежным довольствием и резервами…

Чтобы вознаградить своего начальника штаба, Бонапарт преподносит Бертье крупные денежные подарки, которые, правда, тут же переходили в нежные ручки его возлюбленной. Однажды Первый консул преподнес ему великолепный алмаз стоимостью несколько десятков тысяч франков. «Возьмите его; мы часто играем по крупному: приберегите его до того времени, пока он не понадобится», — произнес Бонапарт. Через несколько часов этот алмаз уже искрился на очаровательной головке мадам Висконти.

В кампании 1800 года Наполеон вновь назначает Бертье начальником штаба армии. Мало кто знает, что идея перехода через Сен-Бернар на самом деле исходила от Бертье и впервые была им предложена еще в 1795 году. Поэтому в течение двух месяцев он был поглощен исполнением собственной идеи.

Даже его отважное сердце дрогнуло в тот момент, когда он писал Первому консулу: «Считаю своим долгом выразить недовольство тем расположением армии, которому Вы только что изволили уделить такое повышенное внимание. Армия будет парализована, поскольку она опирается только на собственные штыки при недостатке снаряжения и средств транспортировки артиллерии».

По словам Военского, Бертье «в известной степени содействовал тому, что Бонапарт попал в сложное положение при Маренго, доверившись ложным донесениям относительно маршрута и расположения австрийской армии».
После Маренго Бертье был направлен в качестве чрезвычайного посла в Мадрид для того, чтобы убедить Испанию объявить войну Португалии, преданному союзнику Англии. Эта миссия Бертье закончилась полным успехом. Португалия обязалась закрыть свои порты английским судам и уплатить Франции 25 миллионов франков.
В октябре 1800 года Бертье был вызван в Париж, чтобы вновь занять пост военного министра, который он удерживал в своих руках в мирное и военное время до августа 1807 года.

18 мая 1804 года Франция была провозглашена Империей, а Наполеон Бонапарт – императором французов. На следующий день Наполеон возродил во Франции звание маршала, уничтоженное во время революции. В числе первых 18 генералов, получивших маршальский жезл, стал и Александр Бертье. Помимо этого, он был удостоин звания сенатора, главного офицера двора и главного егеря Империи.

В связи с последним званием сохранился рассказ о том, как оберегермейстер Бертье решил порадовать Наполеона, организовав блестящую охоту в угодьях одного из своих роскошных замков. Отказавшись от дичи и крупных животных, он решил устроить охоту на зайцев, поскольку их можно собрать в большом количестве, да и вреда Наполеону они не причинят. Правда, есть у этих животных один недостаток – они очень быстро бегают. И если вдруг Наполеон, предвкушая добычу, вскинет ружье, а зайцы осмелятся не выйти под выстрел, то получится большой конфуз. Взвесив все за и против, Бертье решил заменить зайцев на кроликов, более спокойных животных. А еще лучше заранее прикормить их на том месте, где соберутся знатные охотники. И вот по приказу Бертье его ловчие в больших количествах отловили зверьков и несколько дней прикармливали их на лесной поляне. Наконец настал час охоты, которая, по мнению Бертье, должна произвести впечатление на Наполеона. И, ведь, произвела… Когда все расположились на заветной поляне, точно в положенное время появился первый зверек. Наполеон поднимает ружье. Вслед за первым из кустов выскакивает второй «заяц», потом третий… Император доволен – добыча будет богатой. Вскоре поляна вся наполнилась кроликами, которые скакали вокруг Наполеона, думая что он приготовил им кормежку. Бонапарт уже не рад такому обороту событий и начинает злиться. Он зовет Бертье и требует вразумительных объяснений, которых у Бертье, к сожалению, просто нет. В итоге, всем охотникам приходится отбиваться от назойливых зверьков, и вскоре вся свита вынуждена броситься в бегство.

В 1804 году, готовясь к десанту на Британские острова, Наполеон совместно с Бертье работает над созданием огромнейшего Булонского лагеря. В этом трудном деле маршал проявляет потрясающую энергию, работоспособность, весь свой богатый опыт и талант. Много времени занимала реорганизация армии, вооружения и снаряжения. Он постоянно, то один, то вместе с императором выезжает на смотры армейских корпусов, дислоцировавшихся в этом лагере. Он следит за всем и вся. Казалось, что этот человек никогда не уставал и не спал.

Англия, видя на противоположном берегу Ла-Манша грозного врага, прилагала все свои силы, чтобы отодвинуть угрозу своим берегам и организовать очередную антифранцузскую коалицию европейских держав. Это ей удалось и в состав образованной Третьей коалиции вошли Австрия, Россия, Неаполитанское королевство.

Естественно, Наполеон не мог не видеть образование европейской коалиции и решил изменить весь план предстоящей кампании. Десант на побережье Англии откладывался, на повестку дня вставал другой вопрос: разгром Третьей коалиции. Когда ситуация полностью прояснилась, Наполеон отдал приказ всем армейским корпусам Великой армии начать движение к Рейну, где в районе Ульма расположилась австрийская армия генерала Мака.

«Героем этого утомительного похода стал Бертье. Того, чего он достиг в качестве начальника генерального штаба, не совершал еще никто. Поход прошел настолько идеально, что о Бертье разнеслась слава как о гении-организаторе; достижения маршала едва ли сможет превзойти генерал даже XX века, располагающий современными средствами радио- и телефонной связи и современной автомобильной техникой. У Бертье не было ни одного из этих чудес современности, чтобы координировать движение своих девяти гигантских корпусов, а передвигаться он мог в основном по грунтовым дорогам. У него не было ни запасов консервированной пищи, ни передвижных механических мастерских, ни систем связи или сигнализации. Для перевозки боеприпасов, амуниции и т.п. он располагал только гужевым транспортом». Тем не менее, Великая армия уже через сорок пять дней оказались на Рейне и огромной дугой начала охватывать австрийские войска Мака, отрезая их от шедших к ним на соединение русских войск Кутузова. Это была безупречная, произведенная прямо-таки по лучшим учебникам военного искусства концентрация войск.

В течение всей этой кампании Бертье был постоянно с Наполеоном. Каждое решение они обсуждали и принимали вместе. Их общим домом стала вся таже знаменитая карета, которая являлась, по словам Делдерфилда, маленьким передвижным отелем «с раскладными столами, раскладным креслом для Наполеона, легко превращавшимся в кровать, большим отделением для хранения карт, кладовой для припасов и небольшой оружейной. Когда Бертье хотелось спать, что случалось не слишком часто, он спал сидя. Но это было единственное неудобство. В остальном карета была оснащена всеми возможными для создания комфорта приспособлениями. Ее всегда сопровождал эскорт из конных егерей и ординарцев, и, если главнокомандующему и его начальнику штаба требовалось произвести рекогносцировку местности, этот эскорт образовывал вокруг них круг и был в состоянии отразить атаку с любой стороны.

Когда диспозиция была уже определена и ориентиры намечены, Наполеон и Бертье влезали в карету, кучер щелкал кнутом, и громадный экипаж и эскорт срывались с места и мчались с огромной скоростью. Очевидцам, наблюдавшим, как карета галопом пролетает через деревню, эта картина – в зависимости от их национальности – представлялась или волшебной сказкой, или ночным кошмаром».

Действуя почти безукоризненно, Великая армия блокировала австрийскую армию в Ульме и вынудила ее 20 октября капитулировать.

После разгрома союзной армии под Аустерлицем и подписания Пресбургского мирного договора Бертье некоторое время исполнял обязанности командующего Великой армией.

30 марта 1806 года за оказанные услуги Бертье стал первым сановником империи, кому Наполеон пожаловал княжеский титул – влиятельного князя Невшательского и Валанжского, выговорив у Пруссии эти два княжества.

В 1806 году Наполеон разгромил Пруссию. Ему на это понадобилось три недели. К этот триумфу Бертье также приложил свою руку, руководя маневрами, точно и ясно вырисовывая замыслы и решения Наполеона, следя за тем, чтобы все приказы доставлялись вовремя. Таким образом, его деятельность еще раз убедительно показала, что войны и сражения выигрывают не только саблями и ружьями, а точной и безупречной работой штаба и его офицеров.
Разгромив Пруссию, Великая армия устремилась в Польшу, где собиралась русская армия – союзник Пруссии в борьбе против Наполеона. После разгрома под Фридландом в 1807 году, Россия решила не испытывать судьбу и пойти на мировую с Наполеоном.

После подписания Тильзитского мира с Россией, перед расставанием оба императора – Наполеон и Александр I – обменялись высшими наградами своих держав. Помимо самого Наполеона, Жерома Бонапарта, Талейрана и Мюрата, высший российский орден Андрея Первозванного получил и маршал Бертье.

Так как Бертье было трудно исполнять сразу несколько обязанностей, которые возложил на него Наполеон — командующий французскими войсками, начальник генерального штаба и должность военного министра – император 9 августа освободил маршала от обязанностей военного министра, назначив на эту должность генерала Кларка. И, показывая всем, и маршалу в том числе, что это не было неуважением к князю Невшательскому, в тот же день Наполеон возвел Бертье в звание вице-конетабля Франции.

В течение трех месяцев после этого князь Невшательский наслаждался мирной жизнью в своем великолепном имении Гробуа. Однако уже в ноябре император вызвал его к себе, чтобы он сопровождал его в инспекционной поездке по Италии. Во время этого вояжа Бертье был также занят вопросами будущей войны с Испанией, а потом сопровождал Наполеона в Байонну. С самого начала испанской войны князь Невшательский предупреждал императора, что вопрос о снабжении армии лежит в корне всех трудностей в Испании. Однако Наполеон всегда цеплялся за свою идею, что армия должна кормиться за счет той территории, на которой она находится. Бертье прекрасно знал, что заставить императора пересмотреть свои взгляды после принятия решения было очень сложно и, не имея решительности в своем характере для переубеждения Наполеона, он ничего не предпринимал для этого. Кроме того, вера во всемогущество императора заставляла думать маршала, что и на этот раз все будет хорошо.

В сентябре 1808 года Бертье сопровождал Наполеона в Эрфут, где состоялась встреча Наполеона с русским императором Александром I.

В этом же году Наполеон, обожавший играть роль свата, настоял на женитьбе Бертье, но не на избраннице самого Бертье, а на его, Наполеона, кандидатуре. Бертье всеми силами пытался убедить императора, чтобы он согласился на его брак с мадам Висконти, однако Наполеон был не только против этого, но и что эта связь его просто раздражает. Император не желал, чтобы высший сановник Империи выглядел смешным в глазах всей Европы. Еще 1 апреля 1806 года Наполеон обратился к маршалу с резким письмом: «Ваша страсть слишком затянулась, — писал император, — она становится смешной, и я имею право надеяться, что тот, кого я называю своим товарищем по оружию, кому последующие поколения навсегда отведут место рядом со мной, не останется надолго в плену этой беспримерной слабости. Я желаю, чтобы Вы женились. Вне этого я не вижу Вас в будущем. Вам уже 50 лет, но Вы из породы людей, которые живут до восьмидесяти, и в эти тридцать лет радости брака Вам особенно необходимы». Бертье покорился воле императора и согласился жениться на указанной Наполеоном кандидатуре — принцессе Элизавете, дочери герцога Баварского, брата короля Пруссии.

Свадьба, своим блеском затмившая многие другие, состоялась в марте 1808 года. По свидетельству современников, будущая супруга князя Невшательского, помимо доброты и приветливого характера, обладала высокими нравственными качествами, однако не отличалась красотой. Эту черту ее внешности особенно отмечали современницы, говоря, что у принцессы баварской удлиненное лицо с заостренным подбородком. Супруга родила Бертье трех детей, что внесло в семью некоторое согласие, однако вряд ли князь Невшательский так же страстно любил свою жену, как мадам Висконти, что, впрочем, не мешало Бертье ревновать принцессу, не останавливаясь даже перед вскрытием ее секретера в поисках компрометирующих ее писем. Живя законным браком с баварской принцессой, Бертье, между тем, не прервал свои нежные отношения с любимой женщиной, для которой он снял в Париже небольшой дом, находящийся рядом с его особняком.

Продолжая говорить о личной жизни Бертье, нельзя, конечно, не остановиться на его страстной любви к мадам Висконти. Впервые Бертье увидел маркизу де Висконти в 1797 году, во время Итальяской кампании, и тотчас же оказался ее пленником. Когда французы победоносно вступили в Милан, встретить их вышли две известные женщины Северной Италии: Грассини, прославившаяся своим очаровательным голосом, и мадам Висконти, прославившаяся своей красотой. Обе обратили свой взор исключительно на Бонапарта, пытаясь соблазнить его, однако тот не обратил на них внимания, поскольку в то время все его помыслы и его сердце принадлежала Жозефине. Получив, так сказать, от ворот поворот, Висконти обратила тогда свой взор на второго по значимости человека в армии. Она уже поняла, что начальник штаба Бертье не просто увлекся ей, но влюбился с первого взгляда. По словам Рональда Делдерфилда, вся эта «интрига длилась настолько долго, что стала предметом расхожих шуток во всей армии».

Любовная страсть целиком целиком поглотила Бертье, который не обращал внимания ни на колкие и саркастические шутки, ни на периодические раздражительные замечания Бонапарта. Все его мысли были только об этой очаровательной итальянке, заставившей трепетать всю его душу. «Возможно, — замечает Делдерфилд, — что верность Бертье объясняется комплексом его физической неполноценности. Маленький, не обладающий представительной внешностью человек, он никак не мог освоиться с мыслью, что самая прекрасная женщина Италии предпочла его всем этим красавцам рубакам из свиты Бонапарта. Она была не просто прекрасна; ей было суждено сохранять свои классические черты еще долго после того, как лица ее современниц станут старушечьи дряблыми и морщинистыми. Ее же лицо по-прежнему будет веселым и смеющимся. Она очень любила пользоваться своим несовершенным знанием французского, порой произнося по-французски какие-нибудь совершенно неподобающие вещи, а потом принося извинения с милой наигранной конфузливостью и объясняя свою оплошность незнакомством с языком… Об ее очаровании свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что ни одна из ее писавших дневники современниц не зафиксировала в них что-либо такое, что могло бы бросить тень сомнения на ее красоту».

Как пишет о маркизе Лаура д’Абрантес: «Она была на самом деле исключительно прекрасна».
Бонапарт не разделял эту страсть Бертье и называл эту связь не иначе, как «глупостью Бертье» и колко подтрунивал над ним. В Египте, когда все взоры устремились к пирамидам, Наполеон сказал ему: «Ах, мой бедный Бертье! Куда вы смотрите? Ведь ее нет на вершине пирамиды». Генерал поспешно опустил глаза. «Но ведь ее нет и внизу!» — последовал ответ.

Когда Наполеон покидал Россию в декабре 1812 года, Бертье упрашивал императора взять его с собой. Наполеон и на этот раз колко произнес в адрес начальника штаба: «Я знаю в чем дело. Вы хотите к своей мадам Висконти!»
Бертье не бросил свою милую Джузеппину даже тогда, когда внезапный удар парализовал всю левую половину тела маркизы де Висконти. Он с нежностью ухаживал за ней и по-прежнему относился к ней с любовью. Несмотря на болезнь, она пережила своего пылкого влюбленного на 25 лет и умерла в возрасте 80 лет.

Многие годы спустя, уже будучи на острове Святой Елены, Наполеон заметил относительно этой любовной связи: «Никогда я не видел такой страсти, как у Бертье к мадам Висконти».

В начале Австрийской кампании 1809 года Бертье совершил столько ошибок, что чуть не поставил под угрозу не только французские войска, но и всю кампанию. Его приказания не только сбивали с толку командующих корпусов, но и вызывали у некоторых вполне справедливое негодование. Позже Наполеон, упоминая о создавшейся ситуации, скажет: «Вы не можете представить, в каком положении я нашел армию по своему прибытию, и к тому же, какие ужасные последствия могли бы произойти, если бы мы имели дело с предприимчивым врагом…».

Однако под непосредственным наблюдением императора и в должности, более соответствующей его способностям, Бертье в кампании 1809 года превосходно выполнял свои обязанности и к длинному списку своих титулов прибавил еще титул князя Ваграмского. Правда, Жомини в своем труде пишет с некоторой иронией по поводу этого нового титула. Суть такова: перед Ваграмским сражением, Наполеон предпринял вторую попытку переправиться на противоположный берег Дуная. Это произошло 5 июля. Перед переправой, — как повествует Жомини, — император отдал приказ, который был размножен начальником штаба маршалом Бертье. Но «вследствии самой необычности этого приказа начальник штаба, отправляя десять копий, совершенно не заметил, что центральный мост предназначен для Даву, хотя он должен был образовать правое крыло, тогда как правый мост назначен генералу Удино, который должен был действовать в центре.

Таким образом, эти оба корпуса ночью скрестились, и мог возникнуть ужасный беспорядок. Но, благодаря сообразительности Даву и Удино, этого не произошло. Правда, все же несколько полков пошли не с теми корпусами, к составу которых они принадлежали». И далее Жомини заключает: «Самое удивительное то, что после такой путаницы Бертье получил титул князя Ваграмского. Это самая острая эпиграмма на него».
После того, как Наполеон, разведясь с Жозефиной и начав поиски невесты, остановил свой выбор на австрийской эрцгерцогине Марии Луизе, Бертье, в 1810 году, в качестве чрезвычайного посла ездил в Вену просить для Наполеона руки эрцгерцогини. Простые австрийцы воспринимали приезд французского посланника как завершение военного времени, уходящего в прошлое, и переход к мирной жизни, которую обещал им союз Наполеона с дочерью Габсбурга. «Народ без ума от радости, — докладывал Бертье своему императору. – Жители Вены хотели распрячь лошадей и везти мою карету».

В ходе последующей церемонии были приложены все старания, чтобы она как можно меньше отличалась от традиционной процедуры венчания монархов, как было прописано в супружеском контракте, продиктованном императором: «Полномочный представитель (т.е. Бертье – С.З.) должен просить руки эрцгерцогини, а император Австрии – выразить свое согласие на брак».

«Вышеописанное событие состоялось 8 марта 1810 года в зале церемоний Хофбургского дворца. Бертье трижды поклонился императору Францу I, стоявшему под балдахином своего трона, и попросил «руки дочери Вашего Императорского Величества, сиятельнейшей фрау эрцгерцогини Марии Луизы для Его Величества императора Франции». Незаурядные качества, которыми обладала принцесса, «делали ее достойной взойти на величественный престол», а соединение семей должно было принести народам покой и счастье. Австрийский император ответил, что польщен этим предложением и принимает его, движимый надеждой, что союз обеспечит будущее благоденствие Австрии и Франции. В этот момент вышла Мария Луиза, ее появление олицетворяло успех принятого решения. Мария Луизы встала рядом с отцом и приняла от Бертье оправленный бриллиантами миниатюрный портрет императора. Заключив союз с представительницей старейшего монархического рода, Наполеон закладывал монархическую традицию в своей империи, завоеванной саблями, а также обеспечивал будущее своей династии. Мария Луиза приколола портрет к груди, словно хотела показать, что от всего сердца принимает предложение».

Контракт гражданского брака был подписан 10 марта, а религиозный обряд исполнен, как было заранее решено, 11-го. На последовавшем затем банкете Бертье был освобожден от выполнения формальностей этикета, обязательных при австрийском императорском дворе для простого смертного, хотя бы даже с княжеским титулом.

Свою миссию Бертье выполнил с большим тактом и достоинством. Когда он заметил как будущая императрица Франции погрузилась в уныние, он подошел к ней и принялся мягко и тактично утешать ее, говоря, что Наполеон – очень добропорядочный человек, готовый все сделать для ее счастья. Именно по его распоряжению в Париж было перевезено все, что было так дорого Марии Луизе, в том числе ее любимую собачку, что было невероятно приятным сюрпризом для нее, когда она прибыла в столицу Франции. Сам Наполеон был очень тронут такой предусмотрительностью маршала, а когда Мария Луиза стала выражать тому свою признательность, император даже настаял на том, чтобы она обняла и поцеловала Бертье.

Готовясь к войне против России, Наполеон назначает князя Невшательского начальником генерального штаба Великой армии. Многие маршалы были недовольны этим назначением, считая, что строгие выговоры, исходящие от Наполеона, явились результатом интриг Бертье, который враждебно относился ко многим соратникам императора. Особенно тяжелые отношения были у него с маршалом Даву, после известных событий кампании 1809 года.

По словам Военского, во время Русской кампании 1812 года Бертье потерпел провал в должности начальника штаба французской армии. Если во время наступления на Москву он еще справлялся со своими обязанностями, хотя и допускал ошибки, то во время гибельного отступления он даже оказался неспособным правильно истолковывать приказы и распоряжения Наполеона. «Некоторая ограниченность его ума, приверженность к рутине и усталость теперь полностью проявились в условиях грозного превосходства сил, против которых пришлось бороться французам и, чтобы возместить чем-нибудь свою собственную бездеятельность, увеличил число курьеров и предписаний, часто сваливая свои ошибки и просчеты на маршалов, к которым питал особую неприязнь».

Как писал в своих мемуарах Сегюр, «Бертье… являлся лишь верным эхом, лишь зеркалом императора и только. Он был всегда исполнен готовности, ночью и днем одинаково пунктуален; он отражал в себе, он повторял Наполеона, но никогда ничего не прибавлял и то, что забывалось императором, бывало бесповоротно забыто».

Когда в Сморгони Наполеон решил ехать в Париж, он оставил маршала Бертье в помощь Неаполитанскому королю Мюрату, назначенному главнокомандующим армией, вернее сказать, ее остатками. Как указывал Коленкур, Бертье «предпочитал короля потому, что его ранг, возраст и репутация будут внушать больше почтения маршалам…».

Однако ни Мюрат, ни Бертье ничего существенного не сделали для улучшения положения армии: первый мечтал о сохранении короны Неаполя и стремился поскорее покинуть остатки Великой армии, а второй – не мог сам, по складу своего характера, принимать какие-либо ответственные решения без согласования с Наполеоном.

Лежа на грязной соломе крестьянской избы во время отступления из России, Бертье проклинал свою несчастную долю: «Что толку от полутора миллионов моей ежегодной ренты, прекрасного особняка в Париже и огромного поместья, если я вынужден переносить танталовы муки? Я умираю здесь, и последний солдат в армии счастливее меня».

Бертье прибыл в Париж 9 февраля совершенно разбитый как морально, так и физически. Но уже в марте 1813 года он вновь занял свой пост начальника штаба, помогая Наполеону реформировать и организовывать новую армию.

Обращаясь к Бертье, император сказал: «Давайте еще раз проведем нашу итальянскую кампанию!» Однако князь Невшательский был уже не тот человек, который источал энергию в предыдущие годы. Как пишет о нем Военский: «В период после 1812 года Бертье предстает человеком совершенно выдохшимся. Он был так всецело поглощен заботами, связанными с новыми для него титулами, что, когда к нему приходили за распоряжениями, часто оказывалось, что он сидит, развалясь в кресле. Он ни слова не отвечал, а только насвистывал. Единственным движением этой души, совершенно бездеятельной, была ярко выраженная неприязнь к тем генералам и маршалам, которые проявляли энергию и силу воли – свойства, все реже встречавшиеся в армии».

После бунта маршалов в Фонтенбло в апреле 1814 года, потребовавших отречения императора, Бертье был в числе первых соратников Наполеона, покинувших своего благодетеля и присягнувших воцарившимся Бурбонам. 12 апреля Бертье обратился к Наполеону с просьбой отбыть в Париж «по частным делам». «Вы вернетесь, Бертье?» — спросил император, когда тот выходил из помещения, и, услышав утвердительный ответ, все понял. «Он не вернется», — с грустью произнес Наполеон, обращаясь к герцогу Бассано. – «Почему, — ответил герцог, — разве мог он так попрощаться?» — «Он не вернется, — спокойно ответил император. – Он родился придворным. Через несколько дней вы увидите, что мой вице-коннетабль получит должность от Бурбонов. Меня убивает это, когда я вижу как люди, которых я так высоко поднял в глазах Европы опускаются так низко». Наполеон оказался прав. Больше они уже не встречались, однако имя Бертье было одним из тех, которые шептали губы умирающего Наполеона семь лет спустя.

Несколько дней спустя Бертье предстал перед королем Людовиком XVIII вместе с другими маршалами. Во время этой церемонии он произнес: «Франция, стонавшая в течение прошедших двадцати пяти лет под тяжестью несчастий, угнетавших ее, с нетерпением ожидала того счастливого дня, который теперь засиял над нею». Странно слышать такие слова от Бертье, который в течение 18 лет был правой рукой человека, сметавшего с европейских тронов монархов. Эти слова, отдающие неблагодарностью и предательством были произнесены перед королем через неделю после того, как Бертье уехал из Фонтенбло, покинув проигравшего все императора.

Во время торжественного въезда короля в Париж, Бертье находится во главе шествия в своем великолепном мундире. До его ушей долетали слова, являвшиеся едким укором ему в неблагодарности к человеку, благодаря которому он возвысился, приобрел влияние, титулы и богатство. «Отправляйтесь на остров Эльбу, Бертье! Отправляйтесь на Эльбу!» — долетало до ушей маршала. Однако маршал проигнорировал эти призывы. В данный момент его прельщало не пребывание рядом с поверженным властелином Европы и его благодетелем, а место в палате пэров и командование элитными ротами телохранителей короля.

Когда, спустя несколько месяцев, Наполеон высадился во Франции и двинулся к Парижу князь Невшательский отказался присоединиться к императору. Он последовал за королем в Бельгию, но не остался с ним, а 22 мая отправился к своему тестю в баварский город Бамберг. На все вопросы он отвечал, что он едет в Бамберг не потому, что спасается от Наполеона, а что ему необходимо уладить кое-какие семейные дела. Находясь в Бамберге, несчастный Бертье стоял перед выбором, который изматывал его. Как замечает по этому поводу Делдерфилд: «Мог ли он убедить себя, что Франции нужен Наполеон, и примкнуть к императору, как, например, Мортье, так же сопровождавший короля в Гент? Должен ли он был оставаться верен присяге королю, как Удино? Или же он должен был застраховать себя, как Массена? Он никогда не был способен на серьезные решения, если только рядом не было Наполеона. Теперь же идеи личной преданности, с одной стороны, и патриотизма, с другой, буквально разрывали его на части, и душа его страдала». То что европейские державы вновь пойдут войной против Франции, — в этом Бертье не сомневался, но его трясло от мысли, что он как трус будет наблюдать за ней со стороны.

Так или иначе, но Бертье так и не пришел к однозначному решению и продолжал стоять перед мучительной дилеммой: остаться верным королю и воевать против Франции, или нарушить присягу, встать под знамена Наполеона и вместе с ним воевать против короля…

Дальнейшие события таинственны. Достоверно лишь одно: 1 июня 1815 года во время прохождения по улице Бамберга одной из колонн войск антифранцузской коалиции Луи Александр Бертье упал из окна своего дома. Смерть наступила мгновенно. Что это было: несчастный случай или самоубийство? А может быть это было преднамеренное убийство, совершенное некими людьми в масках?.. Убедительных ответов на все эти вопросы — нет.